"Собор Парижской Богоматери" - Клод Фролло: характеристика образа, цитаты. Ещё по фэндому "Горбун из Нотр-Дама" Фролло нотр дам
Читайте также
Клод Фролло - это один из центральных персонажей известнейшего романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». В образе священника, что не способен бороться с искушением, а следует ему, ломая судьбы и жизни окружающих, воплощено осуждение автора. Он противостоит главной героине романа Эсмеральде и контрастирует со своим воспитанником - несчастным горбуном Квазимодо, который оказывается способен на настоящую любовь в отличие от своего учителя.
О романе "Собор Парижской Богоматери"
Образы романа
Клод Фролло, которому посвящена наша статья, - один из центральных образов романа. Не менее интересны и другие образы:
- Эсмеральда - главная героиня произведения. Очень красивая и добрая, искренняя девушка. Когда-то ее украли цыгане, и она танцует сейчас на центральной площади города со своей козочкой. Вокруг этой героини сосредоточены события романа.
- Квазимодо. Глухой горбун, звонарь собора. Когда-то на площади Эсмеральда пожалела его, подала ему воды, единственная из сотен насмехающихся парижан. Он полюбил девушку до глубины души, и вся жизнь его посвящена ей.
- Феб де Шатопер. Капитан королевской стрелковой гвардии. Красив и молод, его полюбит Эсмеральда.
- Клод Фролло - настоятель собора, священник. Мы не будем останавливаться на его образе здесь, так как далее посвятим ему несколько разделов статьи.
- Пьер Гренгуар - свободный поэт, названый муж Эсмеральды.
Также в романе присутствует исторический персонаж - Людовик XI.
Образ Клода Фролло
Этот священник - зловещий преследователь Эсмеральды. Он, как и Квазимодо, следует повсюду за девушкой. Но горбун делает это из лучших побуждений, а Фролло же ослеплен страстью, которая сводит его с ума.
Начнем с внешности этого персонажа. Первым бросается в глаза его "суровое, замкнутое, мрачное лицо". Когда он впервые видит девушку и ее танец, им овладевают смешанные чувства, страсть и восторг сменяются злобой и ненавистью. Внешность Клода не обладает привлекательностью, но и негатива не вызывает. Это высокий, статный мужчина лет тридцати шести. Несмотря на молодость, он уже седой и с лысиной. С юности он отдан науке и знает, что его ждет судьба священнослужителя.
Клод Фролло, характеристика которого неоднозначна, всю свою сознательную жизнь борется сам с собой. Но видимо, дух его недостаточно силен. И он впадает в искушение, бороться с которым ему не под силу. Вместо того чтобы покаяться в своей слабости, священник падает в злобу, и тьма теперь поглощает его целиком. Он жесток и не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели.
Эсмеральда и Фролло
Клод Фролло и Эсмеральда выступают антагонистами. Эсмеральда светла и чиста, несмотря на то что она уличная танцовщица. Необразованная и воспитанная цыганами и бродягами. При этом открыта, все ее чувства видны, может, поэтому они так искренни и кристальны. Эсмеральда не скрывает того, что чувствует. Беззаветная любовь к красавцу Фебу, сочувствие к Квазимодо и жгучее отвращение и страх перед настоятелем - все это лежит на поверхности и видно невооруженным взглядом.
Клод Фролло вынужден с ранних лет скрывать свою сущность. Амплуа прилежного ученика и аскета рассыпается перед лицом обжигающей, всепоглощающей страсти. Это не любовь (как у Квазимодо, что любит юную цыганку всем своим открытым израненным сердцем), это ослепляющая страсть, желание владеть девушкой, как драгоценной вещью, подчинить ее себе. Он не способен на самопожертвование, скорее, пожертвует жизнями других ради своих интересов и нужд. Любовь не может найти место в его заледенелом сердце, она лишь огнем сжигает его тело и рассудок.
Особенности характера
Возможно, дело даже не в страсти к самой Эсмеральде, а все же в особенностях характера Фролло. Как мы узнаем из страниц романа, священнослужитель был поглощен наукой, пока не исчерпал все возможные варианты знаний. Далее увлекла его алхимия как наука закрытая, доступная лишь избранным. Может, так же было бы и с его болезненной, патологической любовью, познав которую Фролло избавился бы от своей испепеляющей зависимости. Но судьба так и не дала ему постигнуть настоящие чувства. Когда казнят Эсмеральду, в смерти которой повинен он сам, Квазимодо сбрасывает его со стены собора, и священник разбивается насмерть. Убитый своим воспитанником, настоятель расплачивается за свою полную злобы и поиска жизнь. Ведь даже Квазимодо был воспитан им не из жалости к ребенку, а из сугубо своих побуждений.
Клод Фролло в кино
Благодаря своей популярности и остросюжетности роман не обошли вниманием ни драматурги, ни кинематографисты. Было снято множество фильмов, поставлено немало театральных драм.
В современном кино роли священника исполняли Уолтер Хемпден, А. Маракулин и много других кинозвезд.
(1482 )Париж, Франция
Клод Фролло (фр. Claude Frollo ) - один из центральных персонажей романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» (фр. «Notre-Dame de Paris» ), а также кино- и театральных постановок, мультипликационных фильмов, комиксов, созданных на основе или по мотивам данного романа. Священник, архидьякон Жозасский собора Парижской Богоматери. Алхимик, чернокнижник.
Внешность
«Среди множества лиц, озаренных багровым пламенем костра, выделялось лицо человека, казалось, более других поглощенного созерцанием плясуньи. Это было суровое, замкнутое, мрачное лицо мужчины. Человеку этому, одежду которого заслоняла теснившаяся вокруг него толпа, на вид можно было дать не более тридцати пяти лет; между тем он был уже лыс, и лишь кое-где на висках ещё уцелело несколько прядей редких седеющих волос; его широкий и высокий лоб бороздили морщины, но в глубоко запавших глазах сверкал необычайный юношеский пыл, жажда жизни и затаенная страсть. Он, не отрываясь, глядел на цыганку, и пока шестнадцатилетняя беззаботная девушка, возбуждая восторг толпы, плясала и порхала, его лицо становилось все мрачнее. Временами улыбка у него сменяла вздох, но в улыбке было ещё больше скорби, чем в самом вздохе» .
Архидьякон предстает в романе как высокий, широкоплечий мужчина, немного смуглый. Он не обделен физической силой и обладает, к тому же, сильным, чистым голосом.
Стоит отметить, что Гюго не дает однозначного описания внешности героя. Если в первых главах мы видим человека почти седого и лысого, что в главе «Бред» Фролло клочьями вырывает у себя волосы, чтобы проверить, не поседел ли он, а в финале романа перед нами - начинающий седеть и лысеть мужчина.
Биография
Родился в 1446/47 году, в семье мелких дворян. Родовое имя «де Тиршап» (фр. de Tirechappe) получил по названию одного из двух ленностных владений (второе - Мулен; в разговоре с братом упоминает, что желает выкупить владения).
Рос степенным и тихим ребёнком. С детства его предназначили для церковной службы и научили «опускать глаза долу и говорить тихим голосом». Рос, склонившись над требником и лексиконом. На учёбу был отдан в колледж Торши, где зарекомендовал себя как прилежного и способного ученика, более всего на свете интересующегося науками. Не принимал участия в гулянках других школяров, а также в мятеже 1463 года, который летописцы внесли в хронику под громким названием «Шестая университетская смута». Он «уже в шестнадцать лет … мог помериться в теологии мистической - с любым отцом церкви, в теологии канонической - с любым из членов Собора, а в теологии схоластической - с доктором Сорбонны». Преуспев в учении, к двадцати годам был доктором всех четырёх факультетов: теологии, права, медицины и свободных искусств.
В 1466 году осиротел, когда родители его умерли от чумы. На попечении Клода остался младший брат Жеан, грудной младенец, которого вскормила жена мельника.
В этом же году Клода Фролло рукополагают в священнослужители: «Его душевные качества, его знания, его положение вассала парижского епископа широко раскрывали перед ним двери церкви. Двадцати лет он, с особого разрешения папской курии, был назначен священнослужителем Собора Парижской Богоматери; самый молодой из всех соборных священников, он служил в том приделе храма, который называли altare pigrorum ("придел лентяев"), потому что обедня служилась там поздно». На фомино воскресенье следующего, 1467 года, молодой патер приютил подброшенного в соборные ясли уродливого ребёнка, окрестив его Квазимодо, как в честь дня, когда тот был найден, так и в ознаменование его «недочеловеческого» облика и души, сформировавшейся по образу тела.
Осенью 1481 года из окна своей кельи Фролло увидел танцевавшую на площади перед собором юную цыганку Эсмеральду. В тот день судьба его была предрешена. Он влюбился…
Особенности личности и характера
Темперамент Клода Фролло можно трактовать как флегматичный, с яркими холерическими вспышками, вызванными страстной влюбленностью и духовной экзальтацией.
Мы видим перед собою человека увлеченного и стремящегося к совершенству в познании. Единственная непреходящая страсть архидьякона - это алхимия, ибо он не может до конца овладеть тайным знанием. Исчерпав все возможности своего служения Богу, Фролло охладевает к церкви. Мы не можем однозначно сказать, верует ли он. А если да - то в кого или во что на самом деле? Его религиозный фанатизм - стремление следовать правилам внешним, но не внутренним. Постигнув все, что могла ему дать средневековая наука, священник постепенно отрекается и от неё: «Ваша наука о человеке - ничто! Ваша наука о звездах - ничто!» Возможно, и страсть его к Эсмеральде можно толковать с подобных позиций. Познав любовь плотскую и человеческую, Клод Фролло, вероятно, оставил бы и её ради изучения алхимии, единственно непостижимой - и оттого кажущейся истинной.
Такова и его любовь к брату, которой он поначалу отдает всего себя - но со временем Клод и Жеан становятся совершенно разными и чужими друг другу людьми. Но скорбь о брате велика: на вопрос Гренгуара о несчастном, которого Квазимодо размозжил о плиты собора, священник «не ответил, но внезапно выпустил весла, руки его повисли, словно надломленные, и Эсмеральда услышала судорожный вздох».
Важная черта архидьякона - его тяга к выстраиванию патриархальных отношений и поистине мазохистических, основанных на зависимости связей. Он пытается быть отцом для паствы (хотя, очевидно, не верит в Бога и слишком далек от этой темной, но начинающей сознавать свою силу людской массы), брата (но не может воспитать его, не имея ни малейшего представления об адекватной модели семьи), Квазимодо (с которым они взаимосвязаны и в то же время диаметрально противоположны).
Интересна мотивация его милосердного поступка по отношению к Квазимодо. С одной стороны, это - довольно искренний порыв, свойственный юношескому максимализму, в котором задержался архидьякон. С другой стороны, это был своеобразный взнос, обеспечивавший Жеану место в раю. Но, в-третьих, Фролло не мог не понимать, что таким образом приобретает себе готового на все и преданного раба, что вполне выражается в имени, которое архидьякон дал своему приемышу: «Квазимодо», то есть «недочеловек».
С этой тягой к патриархальности можно связать и стремление Клода Фролло к власти, его надменность, высокомерие, несомненно - гордыню. Алхимия - погоня за мечтою и золотом. Иметь золото - значит иметь власть и «быть равным Богу», ибо материальная сила - единственная, которую не тронул колоссальный разлом эпох.
Интересен архидьякон и в сравнении со своим главным соперником, Фебом де Шатопером. Капитан и священник, на первый взгляд, - диаметрально противоположны, но воплощают в романе правящие классы, средневековую традицию и жестокий эгоизм. При этом один пуст - другой бездонен, один красив - другой начал стареть, один разорился - а другой копит деньги, чтобы выкупить поместье. В одном они, правда, схожи: они не знают нравственности. Феб, красивое животное в красивом мундире, просто не дорос до этого чувства, он не склонен к какому-либо анализу. Клод, ступив на путь онтологического нигилизма и всяческих сомнений, напротив, утрачивает это чувство. Но Эсмеральда, тем не менее, выбирает Феба. Это видимая абсурдность женской любви, имеющей свои особые закономерности. Эта нелепость убивает Клода: он готов бросить к ногам цыганки весь мир, самого себя, свое доброе имя, жизнь, земную и загробную - а она предпочитает пасть к ногам Феба, у которого нет ничего. И в этой абсурдности заключена высшая нравственная справедливость. Для Эсмеральды все до обидного просто: Феб - спаситель, Фролло - преследователь и, позднее, убийца. Фролло нападает со своего соперника со спины - но другого способа он не знает. Он с удовольствием убил бы капитана в честном поединке, но сам Феб не может выдержать такого испытания. Но это не он «убивает» капитана. Это цыганка. Ведьма. И - косвенно - это действительно так: Эсмеральда есть причина и предмет этой распри.
Более того, «причина этих мучений и преступлений - в христианской догме. Эта борьба с плотью, отданной дьяволу, борьба невозможная, так как человек слабее дьявола, - результат христианства. Падение Клода Фролло - вина бога, как он утверждает, и он в значительной мере прав, так как его трагедия - в походе против естества, против природы и её законов. Это трагедия священника, над которым торжествует рок» .
Он и в смерти связывает себя узами - и принимает свою инфантильную модель поведения, при которой не надо принимать решения самому. Ведь все за тебя решено Богом. В которого, кстати, Клод давно не верит - но в это страшное мгновение он все равно «молил небо из глубины своей отчаявшейся души послать ему милость - окончить свой век на этом пространстве в два квадратных фута, даже если ему суждено прожить сто лет» . Он все равно надеется на нечто запредельное… Он снова предает себя. И, только почувствовав, что ему ничего уже не сможет помочь, Клод решился разжать пальцы. Только тогда, когда смерть стала неизбежной.
Как верно замечает Виктор Гюго, «в каждом из нас существует известное соотношение между нашим непрерывно развивающимся умом, склонностями и характером, которое нарушается лишь при крупных жизненных потрясениях» . Над Клодом тяготел рок. И не одно какое-либо событие, а целый ряд последовательных взаимодополняющих катастроф, а именно: смена эпох, сила собственного разума, церковные догматы и любовь к женщине. И каждое из них тяжелым молотом ударило по хрупкому триединству души, тела и разума, углубляя и расширяя раскол в сознании архидьякона.
Страх перед печатной книгой
«Это убьет то», - так звучит афоризм, произнесенный архидьяконом в разговоре с мэтром Жаком Шармолю. В этой короткой, но емкой фразе - весь страх человека, сознание которого разрывается на изломе эпох: он осознает тьму средневекового мракобесия, где рану можно вылечить при помощи жареной мыши, но боится тех неясных перемен, которые несет с собою новая эпоха.
Это - ужас человека, который понимает, что слово и истина могут стать доступны каждому, и лишь одному Богу известно, как они могут быть тогда использованы. И если вначале было слово, что тогда есть слово печатное?
Клод Фролло в своем межвременьи остро ощущает этот скол и сдвиг: каменная книга соборов, создаваемая век за веком безымянными мастерами, уступает единоличному творению, общее уступает частному и индивидуальному. И однозначную оценку этим переменам дать непросто.
Интерпретация образа
«Действительно, Клод Фролло был личностью незаурядной».
Если трактовать образ Клода Фролло с точки зрения эпохи романтизма, то он довольно однозначен. Это главный антагонист романа, выступающий воплощением религиозных догматов и мракобесия позднего средневековья, это носитель ананке догматов, его порождение и его же жертва.
Несмотря на то, что эпоха романтизма не признает типического, образ архидьякона все же можно трактовать, как тип. Он «является широким обобщением, хотя, конечно, не коллективным портретом всех средневековых монахов, - иначе он не стал бы художественным образом, остро индивидуализированным и интенсивно живым» . По большому счету, Клод Фролло является одним из тех, кого были сотни, если не тысячи: «это реальный образ клирика XV века, который при всей своей учености, суевериях и предрассудках не может дать выхода естественным человеческим страстям» . При всей своей тривиальности, эта идея Тресукнова глубоко правильна по своей сути. Это священник, дремучий в своей средневековости - и прекрасный в своем стремлении выбраться из неё. Он уже не верит в Бога - но ещё не пришел к человечности. Подобный человек типичен для того времени - он умен, учен, величественен, но в то же время он инфантилен, ибо предпочитает действовать по готовой, не им придуманной схеме, его разум и душа погребены под догматами и церковными уложениями, он давно потерял веру - но все ещё блюдет внешнюю её сторону. Он не умеет любить, ненавидеть, воспитывать - и делает это, чудовищным образом сочетая догмы и инстинкты. И все эти характеристики присущи не только Клоду Фролло, но и многим, подобным ему.
Более того, «трещина, расколовшая эпоху, прошла через его [т.е архидьякона] сознание и сделала его типом» . Смена времен - это тяжелое испытание. Гуманисты выпустили человека на волю - и чем для него окажется свобода? Как он к ней придет? Мучительная ломка сознания, поиск ощупью новых истин, порочный путь убийств и наслаждений… Возможно все - и Фролло раз за разом меняет метод исканий. Архидьякон уже не верующий, но ещё суеверный человек - и этот раскол особенно мучителен для него. Клод является носителем тех идеалов, которые уходят в небытие - но в то же время он сам давно в них разочаровался. И в этом - его типичность.
Понятие символа в этом плане куда более разнообразно: можно выделить как минимум четыре топоса, связанные друг с другом и лежащие в основе символичности этого образа.
В первую очередь, по мнению того же Трескунова, Клод Фролло есть символ «извращенной, задавленной феодальным порядком человеческой души». Это значение оказывается переходом между типом и символом. Ибо Клод как человек может лишь символизировать душу, но в то же время - и на том же основании (гибель души человека в пропасти между феодально-теократическими устоями и гуманистическими веяниями Возрождения) он является типом.
Во-вторых, Клод Фролло - это воплощение мрачного Средневековья. Он оказывается человеком, несущим в себе все самые темные и несовершенные стороны этого времени. Это суеверия, это та идеология, то мировоззрения, которые были оплотом для Темного времени. Не только религия - но и основа всего общества: феодальная власть, подавление народа и четкая модель поведения.
В-третьих, архидьякон оказывается не только алхимиком - но и воплощением алхимического действа. Основу этой лженауки Трисмегист выразил в точнейшей метафоре: «Что вверху, то и внизу». Таким образом, что мы видим? Клод Фролло - и вверху, и внизу. Он находится над миром, над паствой, над наукой - но в то же время, оставаясь в том же положении, он оказывается у подножья неба, ибо выше Клода - Бог и присные его. А значит, будучи единым «веществом», он может иметь множество воплощений.
В-четвертых, архидьякон, как не трудно догадаться, есть олицетворение мрачной аскезы Средневековья. Он - не один священник и не их совокупность, а вся Католическая Церковь, её оплот и догмы. Клод не только орудие ананке догматов, не только его жертва - но его воплощение в плоти и крови. Он есть носитель этого теократического мировоззрения, ибо он не может избавиться от него, как бы он ни хотел этого.
Адаптации
Кинематограф
| Год | Название | Исполнитель роли |
|---|---|---|
| 1917 | The Darling of Paris | Walter Law |
| 1922 | Esmeralda | Annesley Healy |
| 1923 | The Hunchback of Notre Dame | Brandon Hurst |
| 1939 | The Hunchback of Notre Dame | Sir Cedric Hardwicke |
| 1956 | The Hunchback of Notre Dame | Alain Cuny |
| 1966 | The Hunchback of Notre Dame | James Maxwell |
| 1977 | The Hunchback of Notre Dame | Kenneth Haigh |
| 1982 | The Hunchback of Notre Dame | Derek Jacobi |
| 1986 | The Hunchback of Notre Dame, анимационный фильм |
Ron Haddrick, озвучка |
| 1995 | The Magical Adventures of Quasimodo, анимационный сериал |
Vlasta Vrana, озвучка |
| 1996 | The Hunchback of Notre Dame, анимационный фильм Disney |
Tony Jay, озвучка |
| 1997 | The Hunchback of Notre Dame | Richard Harris |
| 1999 | Quasimodo d’El Paris, пародия |
Richard Berry |
Мюзикл Notre-Dame de Paris
Кроме того, постановка мюзикла была осуществлена в Англии, Италии, Испании, Южной Корее и Бельгии.
Так же мюзикл был представлен парижским театром «Могадор», группой московских бардов Notre-Group и студенческим театром «Диалог» (г. Москва, мюзикл «Любовь и время»). Версия театра «Диалог» была закрыта по требованию официальной русской версии, поскольку была признана конкурентоспособной.
Клод Фролло - один из главных персонажей романа Виктор Гюго "Собор Парижской Богоматери". Впоследствии его образ регулярно использовался в многочисленных театральных постановках и экранизациях этого произведения. Это очень противоречивый герой. С одной стороны - священник и архидьякон, с другой - чернокнижник и алхимик. Пожалуй, самый загадочный и привлекательный в плане написания психологической характеристики личности, во всем творчестве французского писателя.
Роман "Собор Парижской Богоматери"
Клод Фролло появляется в романе "Собор Парижской Богоматери", когда критикует Эсмеральду, только что исполнившую танец и демонстрирующую умения своей ручной козочки Джали.
Сам роман - одно из самых главных произведений в творчестве французского автора. Оно до сих пор остается актуальным, по сюжету "Собора Парижской Богоматери" снимаются фильмы, ставятся спектакли и мюзиклы.
Действия романа происходят во Франции в 1482 году. Париж гуляет. Только что принято решение объединить христианское Крещение с древними языческими праздниками. Это значит, что церковь идет на определенные уступки старым порядкам. 6 января отмечают своеобразное Рождество, запуская фейерверки и украшая деревья (языческий аналог Нового года).
В это время во дворце, по приказу кардинала, ставится пьеса с библейским сюжетом. Она посвящена планирующейся в ближайшее время свадьбе наследника французского престола с Маргаритой Австрийской. Все это реальные персонажи. Гюго крайне скрупулезно подходил к описываемым им историческим событиям. Сразу после представления запланировано выступление главного придворного комедианта, которым является шут Папы.
Провал постановки
Шутом на специальном собрании выбирают горбатого звонаря по имени Квазимодо, работающего на Соборе Парижской Богоматери. В это время пьеса во дворце проваливается, ее автор в ужасе бежит, куда глаза глядят. А все из-за невнимательности публики, которая постоянно отвлекалась. То на позднее прибытие кардинала, то на выборы Квазимодо шутом, то на появление очаровательной Эсмеральды.
Гренгуару, который написал пьесу, теперь негде ночевать. У него совершенно нет денег, снять комнату он рассчитывал на гонорар, полученный после спектакля. Поэтому ему ничего не остается, как отправиться на площадь, где идут народные гуляния. Там он снова встречает Эсмеральду. Она танцует, за что ее осуждает священник Клод Фролло. Это его первое появление в романе. По совместительству он еще является наставником горбуна Квазимодо, выбранного шутом.
Под впечатлением от этого толпа начинает чествовать горбатого короля. Заметив это, Фролло уводит Квазимодо с площади.
Эсмеральда
Эсмеральда - главный женский персонаж романа, который напрямую связан с священником. После выступления за ней следует Гренгуар, надеясь на ее доброе сердце. Ведь за танец она получила деньги. Однако на глазах у поэта ее похищает Квазимодо с напарником, который прячет свое лицо. От нападавших Эсмеральду спасает капитан королевских стрелков по имени Фебде Шатопер. Девушка мгновенно влюбляется в своего спасителя.
Продолжая следовать за ней, Гренугар оказывается во Дворе чудес. Месте, где обитают самые бедные французы. Здесь его едва не казнят за незаконное проникновение на территорию нищих, но в итоге его спасает Эсмеральда, которая соглашается стать его женой. Это последний шанс на спасения для осужденного преступника, стоящего на эшафоте.
Их венчают, но Эсмеральда не позволяет к себе притронуться. На ней амулет, который должен помочь ей отыскать своих родителей, пропавших много лет назад. Но сработает он только в том случае, если она будет девственницей.
Во время одного из очередных уличных выступлений Эсмеральды ее снова замечает Клод Фролло, который тайно в нее влюблен. От Гренгуара он узнает, что девушка не позволяет к себе прикасаться, да к тому же без ума от капитана Феба. У священника это вызывает приступ ревности.
Фролло в жизни Эсмеральды
Обуреваемый ревностью, Клод Фролло, фото которого можно найти в иллюстрациях к роману, не только находит Феба, но и серьезно ранит его, когда тот встречается с цыганкой.
Фролло все организует так, что в попытке убийства Феба обвиняют Эсмеральду. Под пытками девушка признает свою вину. Ее приговаривают к казни.
В последнюю ночь в ее жизни в камере ее навещает священник, главный герой нашей статьи. Он предлагает ей побег, но та отвергает это предложение, будучи не в состоянии видеть человека, убившего ее возлюбленного и упрятавшего ее в тюрьму.
От эшафота ее спасает Квазимодо. В последний момент она успевает заметить Феба, который, забыв про нее, стоит неподалеку на балконе своей невесты. Его рана в результате оказалась не такой серьезной.
Спасители из Двора чудес
Спасать Эсмеральду от несправедливого наказания приходят практически все жители Двора чудес. Она же никак не может поверить в то, что Феб ее так быстро забыл.
Нищие штурмуют Собор Парижской Богоматери. Оборону стойко держит Квазимодо, который ошибочно считает, что они пришли за тем, чтобы казнить цыганку. В схватке гибнут несколько человек.
Во время осады собора ее тайно выводит на волю Гренгуар и некий человек в черной одежде. Им оказывается Клод Фролло. И Эсмеральда осознает, что поняла это слишком поздно. Священник ставит ее перед непростым выбором. Быть с ним или стать повешенной. Девушка вновь отказывает Клоду, он помещает ее под охрану.
Ее охраняет Гудула, которая сначала жестоко обращается с цыганкой, но потом выясняет, что она и есть ее дочь Агнесса, которую в младенчестве похитили цыгане. Она решает ее спасти. В это время за ней приходят стражники, среди которых Феб. Эсмеральда забывает об осторожности, зовет своего возлюбленного и раскрывает себя. Гудула пытается из последних сил ее спасти, но погибает сама.
Эсмеральду приводят для казни на площадь. С колокольни Собора Парижской Богоматери на нее смотрят Квазимодо и Фролло. Осознавая, что именно священник виновен в смерти Эсмеральды, обезумевший от гнева Квазимодо сбрасывает его на землю с самой вершины собора.
Финал романа описывает то, как много лет спустя обнаружили два скелета, обнимавших друг друга. Когда их попытались разъединить, один из них рассыпался в прах. Это были Квазимодо и Эсмеральда.
Внешность Фролло
Подробно описана внешность героя в романе "Собор Парижской Богоматери". Клод Фролло статный широкоплечий мужчина. При этом немного смуглый. Обладает физической силой, чистым, светлым и сильным голосом.
При этом описание Клода у Гюго дается неоднозначно. Если в начале романа перед нами предстает лысый и почти седой старик, то в главе "Бред" он вырывает волосы у себя клочьями, чтобы лично убедиться, не стали ли они седыми. В конце произведения Фролло предстает уже седеющим и лысеющим мужчиной.
Биография героя
Судья Клод Фролло родился в 1446 или 1447 году. Он из семьи мелких дворян. Его родовое имя де Тиршап.
В детстве был послушным и тихим ребенком. С первых лет жизни его начали готовить к карьере священника. Он усердно учился, штудируя учебники. Образование получил в колледже Торши, где также считался чрезвычайно прилежным учеником. При этом активно интересовался науками, несмотря на серьезные занятия богословием.
В отличие от других школяров, не участвовал в гулянках, мимо него прошел и знаменитый мятеж 1463 года, который был внесен в средневековые хроники как шестая университетская смута. В 20 лет он уже был доктором всех четырех факультетов, которые были в колледже. Права, свободных искусств, медицины и теологии.
Через три года остался без родителей, которые умерли от чумы. На его попечении остался младший брат, в младенческом возрасте. Его выкормила жена мельника.
Тогда же подался в священнослужители, о чем так мечтали его родители. В первый год службы в соборе Парижской Богоматери приютил уродливого младенца, которого подбросили в соборные ясли. Важное событие в его жизни произошло в 1481 году, когда из окна кельи он увидел танцующую на площади Эсмеральду. Он влюбился, страсть затмила все в его жизни.
Особенности характера
Образ Клода Фролло можно охарактеризовать как флегматичный. При этом ему присущи внезапные холерические вспышки, которые могут быть вызваны страстью, влюбленностью или экзальтацией.
Он человек, который стремится к совершенству в познании. При этом архидьякон имеет одну сильную страсть. Он увлечен алхимией. Исчерпав себя в церкви, он охладевает к богу, и теперь стремится овладеть тайным знанием Клод Фролло. Высказывания и цитаты, подтверждающие это, постоянно появляются на страницах романа. Например, он заявляет, что "ваша наука о человеке - ничто".
Яркий пример религиозного фанатика Клод Фролло. Характеристика, которую герою дает автор, неприглядна. Он священник, стремится следовать лишь внешним правилам, не обращая внимания на внутренние.
Погоня за мечтой
Помимо страсти к Эсмеральде, им владеет еще одна. Страсть к власти, погоня за мечтой иметь все золото мира. Именно с этой целью он изучает алхимию. Не раз об этом на страницах романа заявляет Клод Фролло. Цитаты об этом есть на страницах романа. Для него иметь золото, значит "быть равным богу и иметь власть".
Главная сила в этом мире для него материальная. Стоит признать, что его интересует не золото само по себе. А то, чего с его помощью можно добиться. А также мечта совершить то, что не удавалось ни одному человеку на Земле.
Соперничество с Фебом
Главным антагонистом Клода оказывается капитан Феб. Эти персонажи диаметрально противоположны. При этом они воплощают правящие классы, существовавшие в то время во Франции. А также эгоизм и жестокие средневековые традиции.
В то время, как Феб красив, другой стареет и хиреет, натура Феба бездонна, Фролло пуст по своей сути. Схожи они только в одном - им не знакомо понятие нравственности.
Феб красив только внешне, способен покорять сердца девушек воинским мундиром. Фролло утрачивает чувство анализа, вступив на путь онтологического нигилизма. Несмотря на их духовную ущербность, Эсмеральда все-таки останавливает свой выбор на одном из них, Фебе.
Этот поступок цыганки губит Клода. Он готов положить весь мир к ногам Эсмеральды, но ей это не нужно.
Высшая справедливость
Эсмеральда в итоге выбирает Феба, у которого нет гроша за душой. В этой абсурдности заключена высшая нравственная справедливость романа.
Ведь все просто только для Эсмеральды, для которой Феб - спаситель, а Фролло - убийца и злодей. Священник нападает на соперника со спины, так как не знает другого способа победить в поединке.
В глобальном смысле не он убивает капитана. И Феба, и Фролло губит цыганка. Именно Эсмеральда является причиной этой распри. К такому выводу приходят большинство литературоведов.
Судья Клод Фролло совершенно оправился после пыток, и через три месяца была назначена его свадьба с Эсмеральдой. Когда он появился в Соборе Парижской Богоматери, чтобы обсудить этот вопрос с архидьяконом, и, заодно, обговорить, что Клод должен сделать, чтобы восстановить причиненные им разрушения в Соборе, архидьякон, хитро блестя глазами, спросил у судьи: - А ты, сын мой, случайно не знаешь о судьбе сына цыганки Годявир? - С чего бы я должен быть в курсе жизни какого-то цыганского оборванца? - настороженно спросил Фролло. - Ну, его никто не видел с того самого момента, когда ты объявился в Париже, - улыбаясь ответил архидьякон. Клод понял, что отпираться бесполезно. - Как вы поняли, святой отец? - Сын мой, у меня очень хорошая память на лица. Сначала я увидел в цыгане Бахтало что-то очень знакомое. Потом пригляделся, и понял, что это был ты. Я был очень удивлен, что ты стал цыганом, учитывая, как ты к ним относился все это время. Но можешь об этом не беспокоиться. Я не намерен озвучивать свои мысли кому бы то ни было. - Я весьма благодарен вам, святой отец. А о Годявир вы не беспокойтесь. Мы с Эсмеральдой регулярно навещаем ее и помогаем ей. Архидьякон кивнул. - Хорошо. Давай теперь обсудим расходы по восстановлению Собора. В честь предстоящей свадьбы в доме судьи Фролло был дан прием. Эсмеральда нервничала. - Я боюсь всех этих людей, Бахтало, - сказала она Клоду. - Все эти богатые мужчины и женщины заставляют меня нервничать. - Дитя мое, ты затмишь всех этих женщин, - ободрил ее судья. - А мужчины будут скрипеть зубами от зависти, ведь ты так прекрасна. И потом, я все время буду рядом, тебе не о чем беспокоиться. Только не называй меня при них этим именем. Иначе, я боюсь, у Годявир могут быть ненужные ей проблемы. Клод оказался неправ в одном - мужчины не скрипели зубами, глядя на Эсмеральду. Они были в восхищении. Зубами скрипели женщины, которые не могли найти изъяна ни во внешности цыганки, ни в ее наряде, ни в поведении, потому что Клод ее все это время учил, как вести себя в обществе. На этом приеме были и капитан де Шатопер со своей женой. Фебюс не отводил от Эсмеральды взгляда. Она была поистине великолепна, она прямо лучилась счастьем и красотой. Он уныло посмотрел на Флер, которая уже давно успела ему надоесть. С Флер было чудовищно скучно, к тому же в последнее время она сильно подурнела. А ее глупость вызывала в нем такую зевоту, что у него слезились глаза. Эсмеральда же как будто не замечала Фебюса. Она была одинаково мила и приветлива со всеми гостями. Через некоторое время, когда они с Клодом уже успели обойти и поприветствовать людей, собравшихся в их доме, она тихонько прошептала судье: - Боже, Клод, прошло так мало времени, а я уже чувствую себя как выжатый лимон. - Я понимаю тебя, моя дорогая, - так же тихо ответил он. - Я сам не в восторге от этих сборищ, но так надо, чтобы король уверился в том, что я перед ним чист. Однако гости не обделены вниманием, заняты друг другом, а в этом доме полно укромных мест. Если ты хочешь… - Очень хочу! Я хочу тишины! Хоть немного. Клод увлек ее за собой. Фебюс увидел, что судья и его невеста куда-то уходят, и решил за ними проследить. Он пошел за ними. Судья и Эсмеральда скользнули в какую-то комнату. Дверь была слегка приоткрыта, и Фебюс заглянул в щель. То, что он увидел, заставило его застыть соляным столпом. Судья прижал Эсмеральду к стене и страстно ее целовал. И самое ужасное - она ему жадно отвечала! Ее руки порхали по его телу, ласкали его широкие плечи, сжимали его ягодицы, отчего у судьи из горла вырывался низкий гортанный звук. Эсмеральда все-таки заметила за дверью какое-то шевеление. - За дверью кто-то есть, - прошептала она, чувствуя, что судья начинает распаляться настолько, что готов взять ее прямо возле этой стены. Поэтому она громко простонала, - мы не можем сделать это сейчас, любовь моя! Мы ведь еще не женаты! - Боже, еще так долго терпеть! - пробурчал судья, принимая игру и отстраняясь от Эсмеральды. Фебюс, сгорая от ревности, поспешил сбежать в зал к постылой жене. И как он мог быть таким дураком и предпочесть Эсмеральде эту бледную мышь?! Он подстерег Эсмеральду, когда она в одиночестве вышла на балкон. - Ну, здравствуй, Эсмеральда, - сказал он, чтобы хоть как-то начать разговор. - Фебюс? - она нахмурилась. - Ты что здесь делаешь? Разве твоя жена не будет тебя искать? - Она подумает, что я просто затерялся во всей этой толпе, - небрежно отмахнулся Фебюс. - Мне вот интересно другое. Зачем ты так рьяно начала оправдывать Фролло? Он ведь пытался тебя убить, ты забыла? - А это не твое дело, Фебюс. Захотела оправдать, и оправдала. Проявила милосердие. - И замуж ты за него тоже выходишь из милосердия? Ой, я же забыл, это королевский приказ, - ухмыльнулся Фебюс. - Ну, и как тебе выходить замуж по чьему-то приказу? - Прекрасно! - лучезарно улыбнулась Эсмеральда. - И если бы даже король не приказал судье на мне жениться, я бы все равно согласилась! - Если ты это делаешь, чтобы отомстить мне… - Отомстить? Тебе? - на лице Эсмеральды проступило недоумение. - А при чем тут ты, Фебюс? Ты, верно, думаешь, что весь мир вертится вокруг тебя? Я тебя уверяю, что это не так. Я выхожу замуж за судью, потому что мне этого хочется. - Я не верю, что ты на самом деле хочешь быть с этим стариком! - зарычал Фебюс и тут же усмехнулся. - Ага, кажется, я понял. Ты с ним ради его богатства. В глазах Эсмеральды полыхнул огонь. - Во-первых, он не старик. Он в возрасте, это правда, но некоторые люди - как хорошее вино, с годами становятся только лучше. Так вот, судья Фролло из таких людей, - заявила она. - Во-вторых, я бы за него вышла, даже если бы он был небогат, потому что я его люблю так сильно, как никогда не любила тебя. Со мною он нежен, он точно знает, чего я хочу, он никогда меня не предаст. И, в-третьих, не суди ты всех по себе, Фебюс. То, что ты у нас - проститутка в штанах, которая продалась нелюбимой женщине за богатство и знатность, вовсе не значит, что все остальные люди - такие же. С этими словами она хотела уйти с балкона, но капитан в бешенстве схватил ее за руку. - Да как ты смеешь… - прохрипел он. Она дала ему звонкую пощечину и отскочила. Фебюс был готов скинуть цыганку с балкона, но в этот момент там появился Фролло. Судья оценил ситуацию и взял свою невесту под локоток. - Эсмеральда, моя дорогая, а я тебя уже обыскался, - сказал он, уводя ее с балкона и не пытаясь разобраться с Фебюсом, потому что это бы вызвало дикий скандал, который ни судье, ни Эсмеральде не был нужен. - Мы уже отомстили ему, дитя мое, - шепнул Клод Эсмеральде. - Видишь, как он бесится. А потом я ему еще добавлю неприятностей, но это будет после нашей свадьбы. Фебюс не находил себе покоя. Слова Эсмеральды жгли ему уши каленым железом. Судья и Эсмеральда уже успели пожениться, а Фебюс невольно продолжал искать встреч с Эсмеральдой, хоть она его и игнорировала. Король, уверившись в абсолютной преданности Фролло, который все это время вел себя чинно, смиренно и благочестиво, совершенно перестал наблюдать за судьей, целиком и полностью доверяя ему правосудие. И тут Клод понял, что у него развязаны руки. Он вызвал к себе капитана де Шатопера и объявил ему, что капитан уволен со службы. - Видишь ли, капитан, - объяснил судья. - Я не желаю терпеть рядом с собой человека, который готов ударить меня в спину и, к тому же, пытается лезть к моей жене. Да ты не расстраивайся, зато у тебя будет теперь много времени, чтобы полностью посвятить себя семье, у тебя вон как раз твоя беременная жена требует к себе внимания. - Что?! - капитан был шокирован этой новостью. - О, ты даже не заметил, что твоя жена понесла от тебя? - ухмыльнулся судья. - До чего же ты внимательный муж. Я жду тебя через несколько дней, выдам тебе расчет. А сейчас иди. Судья жестом отослал ошеломленного капитана из своего кабинета. Эсмеральда купалась в своем счастье. Когда судьи не было рядом, она начинала скучать. - Клод, ты не будешь возражать, если я как-нибудь приду к тебе во Дворец Правосудия? - осторожно спросила она его однажды и повинилась. - Понимаешь, иногда я так сильно хочу тебя видеть, что мне без тебя совсем плохо. Наверное, я слишком навязчива, но… Судья оборвал ее поцелуем. - Ты даже не представляешь, моя дорогая, как я рад от тебя это слышать, - сказал он. - Конечно, приходи, только иди сразу в мой кабинет, упаси тебя Бог соваться в подвалы. - Нет уж, - засмеялась Эсмеральда. - Туда я уж точно не полезу! И, когда в один из дней судья зашел в свой кабинет, то увидел там Эсмеральду. Она стояла к нему спиной, он тихонько подошел к ней и обнял сзади. - Я рад, что ты все-таки пришла, дитя мое, - сказал он, целуя ее в шею. Кипящий от злости Фебюс пришел к судье за деньгами. Он рванул дверь в его кабинет и застыл на пороге от того, что увидел. Раскрасневшийся от страсти судья покрывал поцелуями плечи Эсмеральды, его руки забрались к ней в вырез платья, лаская грудь, а Эсмеральда, томно постанывая, совершенно непристойно терлась бедрами об его промежность! Когда Фебюс ворвался к ним, судья таким тоном прогремел «Вон!», что капитана буквально вынесло в коридор. Почти в тот же момент туда вышел судья. - Вас что, не учили хорошим манерам, капитан?! Стучаться надо перед тем, как входите куда-либо! - рявкнул он, швырнув в Фебюса кошельком с деньгами. - Забирайте и проваливайте к черту! Затем судья с грохотом закрыл дверь и повернул в скважине ключ. Последнее, что услышал капитан, бредя к выходу, было: «Нас прервали, дитя мое. На чем мы остановились?» и звонкий смех Эсмеральды.
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)Клод Фролло́ (фр. Claude Frollo ) - один из центральных персонажей романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери » (фр. «Notre-Dame de Paris» ), а также кино- и театральных постановок, мультипликационных фильмов, комиксов, созданных на основе или по мотивам данного романа. Священник, архидьякон Жозасский собора Парижской Богоматери. Алхимик, чернокнижник.
Внешность
«Среди множества лиц, озарённых багровым пламенем костра, выделялось лицо человека, казалось, более других поглощенного созерцанием плясуньи. Это было суровое, замкнутое, мрачное лицо мужчины. Человеку этому, одежду которого заслоняла теснившаяся вокруг него толпа, на вид можно было дать не более тридцати пяти лет; между тем он был уже лыс, и лишь кое-где на висках ещё уцелело несколько прядей редких седеющих волос; его широкий и высокий лоб бороздили морщины, но в глубоко запавших глазах сверкал необычайный юношеский пыл, жажда жизни и затаённая страсть. Он, не отрываясь, глядел на цыганку, и пока шестнадцатилетняя беззаботная девушка, возбуждая восторг толпы, плясала и порхала, его лицо становилось все мрачнее. Временами улыбка у него сменяла вздох, но в улыбке было ещё больше скорби, чем в самом вздохе»Он влюбился в нее! .
Архидьякон предстает в романе как высокий, широкоплечий мужчина, немного смуглый. Он не обделен физической силой и обладает, к тому же, сильным, чистым голосом.
Стоит отметить, что Гюго не дает однозначного описания внешности героя. Если в первых главах мы видим человека почти седого и лысого, что в главе «Бред» Фролло клочьями вырывает у себя волосы, чтобы проверить, не поседел ли он, а в финале романа перед нами - начинающий седеть и лысеть мужчина.
Биография
Родился в 1446/47 году, в семье мелких дворян. Родовое имя «де Тиршап» (фр. de Tirechappe) получил по названию одного из двух ленных владений (второе - Мулен; в разговоре с братом упоминает, что желает выкупить владения).
Рос степенным и тихим ребёнком. С детства его предназначили для церковной службы и научили «опускать глаза долу и говорить тихим голосом». Рос, склонившись над требником и лексиконом. На учёбу был отдан в колледж Торши, где зарекомендовал себя как прилежного и способного ученика, более всего на свете интересующегося науками. Не принимал участия в гулянках других школяров, а также в мятеже 1463 года, который летописцы внесли в хронику под громким названием «Шестая университетская смута». Он «уже в шестнадцать лет … мог помериться в теологии мистической - с любым отцом церкви, в теологии канонической - с любым из членов Собора, а в теологии схоластической - с доктором Сорбонны». Преуспев в учении, к двадцати годам был доктором всех четырёх факультетов: теологии, права, медицины и свободных искусств.
В 1466 году осиротел, когда родители его умерли от чумы. На попечении Клода остался младший брат Жеан, грудной младенец, которого вскормила жена мельника.
В этом же году Клода Фролло рукополагают в священнослужители: «Его душевные качества, его знания, его положение вассала парижского епископа широко раскрывали перед ним двери церкви. Двадцати лет он, с особого разрешения папской курии, был назначен священнослужителем Собора Парижской Богоматери; самый молодой из всех соборных священников, он служил в том приделе храма, который называли altare pigrorum ("придел лентяев"), потому что обедня служилась там поздно». На фомино воскресенье следующего, 1467 года, молодой патер приютил подброшенного в соборные ясли уродливого ребёнка, окрестив его Квазимодо, как в честь дня, когда тот был найден, так и в ознаменование его «недочеловеческого» облика и души, сформировавшейся по образу тела.
Осенью 1481 года из окна своей кельи Фролло увидел танцующую на площади перед собором юную цыганку Эсмеральду. В тот день судьба его была предрешена. Он влюбился…
Особенности личности и характера
Темперамент Клода Фролло можно трактовать как флегматичный, с яркими холерическими вспышками, вызванными страстной влюбленностью и духовной экзальтацией.
Мы видим перед собою человека увлеченного и стремящегося к совершенству в познании. Единственная непреходящая страсть архидьякона - это алхимия, ибо он не может до конца овладеть тайным знанием. Исчерпав все возможности своего служения Богу, Фролло охладевает к церкви. Мы не можем однозначно сказать, верует ли он. А если да - то в кого или во что на самом деле? Его религиозный фанатизм - стремление следовать правилам внешним, но не внутренним. Постигнув все, что могла ему дать средневековая наука, священник постепенно отрекается и от неё: «Ваша наука о человеке - ничто! Ваша наука о звёздах - ничто!» Возможно, и страсть его к Эсмеральде можно толковать с подобных позиций. Познав любовь плотскую и человеческую, Клод Фролло, вероятно, оставил бы и её ради изучения алхимии, единственно непостижимой - и оттого кажущейся истинной.
Такова и его любовь к брату, которой он поначалу отдает всего себя - но со временем Клод и Жеан становятся совершенно разными и чужими друг другу людьми. Но скорбь о брате велика: на вопрос Гренгуара о несчастном, которого Квазимодо размозжил о плиты собора, священник «не ответил, но внезапно выпустил весла, руки его повисли, словно надломленные, и Эсмеральда услышала судорожный вздох».
Важная черта архидьякона - его тяга к выстраиванию патриархальных отношений и поистине мазохистических, основанных на зависимости связей. Он пытается быть отцом для паствы (хотя, очевидно, не верит в Бога и слишком далек от этой темной, но начинающей сознавать свою силу людской массы), брата (но не может воспитать его, не имея ни малейшего представления об адекватной модели семьи), Квазимодо (с которым они взаимосвязаны и в то же время диаметрально противоположны).
Интересна мотивация его милосердного поступка по отношению к Квазимодо. С одной стороны, это - довольно искренний порыв, свойственный юношескому максимализму, в котором задержался архидьякон. С другой стороны, это был своеобразный взнос, обеспечивавший Жеану место в раю. Но, в-третьих, Фролло не мог не понимать, что таким образом приобретает себе готового на все и преданного раба, что вполне выражается в имени, которое архидьякон дал своему приёмышу: «Квазимодо», то есть «недочеловек».
С этой тягой к патриархальности можно связать и стремление Клода Фролло к власти, его надменность, высокомерие, несомненно - гордыню. Алхимия - погоня за мечтою и золотом. Иметь золото - значит иметь власть и «быть равным Богу», ибо материальная сила - единственная, которую не тронул колоссальный разлом эпох. Хотя, конечно, едва ли Клоду нужно было само золото. Он хотел совершить то, к чему стремились многие умы, на что многие положили жизни, но чего так и не достигли. Таким образом он, к тому же, увековечил бы своё имя в веках, о чём, пожалуй, он не мог не думать.
Интересен архидьякон и в сравнении со своим главным соперником, Фебом де Шатопером. Капитан и священник, на первый взгляд, - диаметрально противоположны, но воплощают в романе правящие классы, средневековую традицию и жестокий эгоизм. При этом один пуст - другой бездонен, один красив - другой начал стареть, один разорился - а другой копит деньги, чтобы выкупить поместье. В одном они, правда, схожи: они не знают нравственности. Феб, красивое животное в красивом мундире, просто не дорос до этого чувства, он не склонен к какому-либо анализу. Клод, ступив на путь онтологического нигилизма и всяческих сомнений, напротив, утрачивает это чувство. Но Эсмеральда, тем не менее, выбирает Феба. Это видимая абсурдность женской любви, имеющей свои особые закономерности. Эта нелепость убивает Клода: он готов бросить к ногам цыганки весь мир, самого себя, своё доброе имя, жизнь, земную и загробную - а она предпочитает пасть к ногам Феба, у которого нет ничего. И в этой абсурдности заключена высшая нравственная справедливость. Для Эсмеральды все до обидного просто: Феб - спаситель, Фролло - преследователь и, позднее, убийца. Фролло нападает со своего соперника со спины - но другого способа он не знает. Он с удовольствием убил бы капитана в честном поединке, но сам Феб не может выдержать такого испытания. Но это не он «убивает» капитана. Это цыганка. Ведьма. И - косвенно - это действительно так: Эсмеральда есть причина и предмет этой распри.
Более того, «причина этих мучений и преступлений - в христианской догме. Эта борьба с плотью, отданной дьяволу, борьба невозможная, так как человек слабее дьявола, - результат христианства. Падение Клода Фролло - вина бога, как он утверждает, и он в значительной мере прав, так как его трагедия - в походе против естества, против природы и её законов. Это трагедия священника, над которым торжествует рок» .
Он и в смерти связывает себя узами - и принимает свою инфантильную модель поведения, при которой не надо принимать решения самому. Ведь все за тебя решено Богом. В которого, кстати, Клод давно не верит - но в это страшное мгновение он все равно «молил небо из глубины своей отчаявшейся души послать ему милость - окончить свой век на этом пространстве в два квадратных фута, даже если ему суждено прожить сто лет». Он все равно надеется на нечто запредельное… Он снова предает себя. И, только почувствовав, что ему ничего уже не сможет помочь, Клод решился разжать пальцы. Только тогда, когда смерть стала неизбежной.
Как верно замечает Виктор Гюго, «в каждом из нас существует известное соотношение между нашим непрерывно развивающимся умом, склонностями и характером, которое нарушается лишь при крупных жизненных потрясениях». Над Клодом тяготел рок. И не одно какое-либо событие, а целый ряд последовательных взаимодополняющих катастроф, а именно: смена эпох, сила собственного разума, церковные догматы и любовь к женщине. И каждое из них тяжёлым молотом ударило по хрупкому триединству души, тела и разума, углубляя и расширяя раскол в сознании архидьякона.
Страх перед печатной книгой
«Это убьет то», - так звучит афоризм, произнесенный архидьяконом в разговоре с мэтром Жаком Шармолю. В этой короткой, но емкой фразе - весь страх человека, сознание которого разрывается на изломе эпох: он осознает тьму средневекового мракобесия, где рану можно вылечить при помощи жареной мыши, но боится тех неясных перемен, которые несёт с собою новая эпоха.
Это - ужас человека, который понимает, что слово и истина могут стать доступны каждому, и лишь одному Богу известно, как они могут быть тогда использованы. И если вначале было слово, что тогда есть слово печатное?
Клод Фролло в своем межвременьи остро ощущает этот скол и сдвиг: каменная книга соборов, создаваемая век за веком безымянными мастерами, уступает единоличному творению, общее уступает частному и индивидуальному. И однозначную оценку этим переменам дать непросто.
Интерпретация образа
«Действительно, Клод Фролло был личностью незаурядной».
Если трактовать образ Клода Фролло с точки зрения эпохи романтизма, то он довольно однозначен. Это главный антагонист романа, выступающий воплощением религиозных догматов и мракобесия позднего средневековья, это носитель ананке догматов, его порождение и его же жертва.
Несмотря на то, что эпоха романтизма не признает типического, образ архидьякона все же можно трактовать, как тип. Он «является широким обобщением, хотя, конечно, не коллективным портретом всех средневековых монахов, - иначе он не стал бы художественным образом, остро индивидуализированным и интенсивно живым» . По большому счету, Клод Фролло является одним из тех, кого были сотни, если не тысячи: «это реальный образ клирика XV века, который при всей своей учености, суевериях и предрассудках не может дать выхода естественным человеческим страстям» . При всей своей тривиальности, эта идея Тресукнова глубоко правильна по своей сути. Это священник, дремучий в своей средневековости - и прекрасный в своем стремлении выбраться из неё. Он уже не верит в Бога - но ещё не пришёл к человечности. Подобный человек типичен для того времени - он умен, учен, величественен, но в то же время он инфантилен, ибо предпочитает действовать по готовой, не им придуманной схеме, его разум и душа погребены под догматами и церковными уложениями, он давно потерял веру - но все ещё блюдет внешнюю её сторону. Он не умеет любить, ненавидеть, воспитывать - и делает это, чудовищным образом сочетая догмы и инстинкты. И все эти характеристики присущи не только Клоду Фролло, но и многим, подобным ему.
Более того, «трещина, расколовшая эпоху, прошла через его [т. е архидьякона] сознание и сделала его типом» . Смена времен - это тяжелое испытание. Гуманисты выпустили человека на волю - и чем для него окажется свобода? Как он к ней придёт? Мучительная ломка сознания, поиск ощупью новых истин, порочный путь убийств и наслаждений… Возможно все - и Фролло раз за разом меняет метод исканий. Архидьякон уже не верующий, но ещё суеверный человек - и этот раскол особенно мучителен для него. Клод является носителем тех идеалов, которые уходят в небытие - но в то же время он сам давно в них разочаровался. И в этом - его типичность.
Понятие символа в этом плане куда более разнообразно: можно выделить как минимум четыре топоса, связанные друг с другом и лежащие в основе символичности этого образа.
В первую очередь, по мнению того же Трескунова, Клод Фролло есть символ «извращенной, задавленной феодальным порядком человеческой души». Это значение оказывается переходом между типом и символом. Ибо Клод как человек может лишь символизировать душу, но в то же время - и на том же основании (гибель души человека в пропасти между феодально-теократическими устоями и гуманистическими веяниями Возрождения) он является типом.
Во-вторых, Клод Фролло - это воплощение мрачного Средневековья. Он оказывается человеком, несущим в себе все самые темные и несовершенные стороны этого времени. Это суеверия, это та идеология, то мировоззрения, которые были оплотом для Темного времени. Не только религия - но и основа всего общества: феодальная власть, подавление народа и четкая модель поведения.
В-третьих, архидьякон оказывается не только алхимиком - но и воплощением алхимического действа. Основу этой лженауки Трисмегист выразил в точнейшей метафоре: «Что вверху, то и внизу». Таким образом, что мы видим? Клод Фролло - и вверху, и внизу. Он находится над миром, над паствой, над наукой - но в то же время, оставаясь в том же положении, он оказывается у подножья неба, ибо выше Клода - Бог и присные его. А значит, будучи единым «веществом», он может иметь множество воплощений.
В-четвёртых, архидьякон, как не трудно догадаться, есть олицетворение мрачной аскезы Средневековья. Он - не один священник и не их совокупность, а вся Католическая Церковь, её оплот и догмы. Клод не только орудие ананке догматов, не только его жертва - но его воплощение в плоти и крови. Он есть носитель этого теократического мировоззрения, ибо он не может избавиться от него, как бы он ни хотел этого.
Адаптации
Кинематограф
| Год | Название | Исполнитель роли |
|---|---|---|
| 1917 | The Darling of Paris | Walter Law |
| 1922 | Esmeralda | Annesley Healy |
| 1923 | Горбун из Нотр-Дама | Брэндон Хёрст |
| 1939 | The Hunchback of Notre Dame | Хардвик, Седрик |
| 1956 | Собор Парижской Богоматери | Ален Кюни |
| 1966 | The Hunchback of Notre Dame | James Maxwell |
| 1977 | The Hunchback of Notre Dame | Kenneth Haigh |
| 1982 | The Hunchback of Notre Dame | Дерек Джекоби |
| 1986 | The Hunchback of Notre Dame, анимационный фильм |
Ron Haddrick, озвучка |
| 1995 | The Magical Adventures of Quasimodo, анимационный сериал |
Vlasta Vrana, озвучка |
| 1996 | Горбун из Нотр-Дама , анимационный фильм Disney |
Tony Jay, озвучка |
| 1997 | Горбун из Нотр-Дама | Ричард Харрис |
| 1999 | Quasimodo d’El Paris, пародия |
Ришар Берри |
Мюзикл Notre-Dame de Paris
Кроме того, постановка мюзикла была осуществлена в Англии, Италии, Испании, Южной Корее и Бельгии.
Так же мюзикл был представлен парижским театром «Могадор», группой московских бардов Notre-Group и студенческим театром «Диалог» (г. Москва, мюзикл «Любовь и время»). Версия театра «Диалог» была закрыта по требованию официальной русской версии, поскольку была признана конкурентоспособной.
Комиксы
- Иллюстраторы и кинематограф изображает Фролло как пожилого седовласого мужчину, но по хронологии произведения ему всего 35 лет.
- Образ архидьякона во многом восходит к аббату Эгже, который был первым викарием собора и автором мистических сочинений, впоследствии признанных официальной церковью еретическими. Гюго был дружен с аббатом, и тот помог писателю понять архитектурную символику здания.
- Путь Фролло от священника к ученому, а затем к алхимику, можно проследить по сделанным его рукою надписям, которые приводит в тексте Гюго.
- По некоторым косвенным признакам можно предположить, что Клод был незаконнорожденным сыном (тип внешности, близкий к южноевропейскому; старший сын - но с детства лишенный отчего крова; совершенный контраст внешности с Жеаном)
- Клод Фролло - главный антагонист романа Йорга Кастнера «В тени Нотр-Дама», вольной интерпретации произведения Виктора Гюго в стиле интеллектуального детектива.
- Диснеевский судья Фролло - один из персонажей игры Kingdom Hearts 3D для консоли Nintendo 3DS.
Внешние ссылки
Напишите отзыв о статье "Клод Фролло"
Примечания
|
||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Клод Фролло
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d"un desastre publique, et je n"ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu"est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d"ami, mon cher. Decampez et au plutot, c"est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.